Многовекторность, как принцип внешней политики, рассматривается частью стран как панацея от всех бед. Модель многовекторности используется для балансирования между основными центрами силы с целью получения выгод и привилегий — инвестиций, технологий, доступа к рынкам, международного позиционирования, гарантий безопасности и т.д. Выбор многовекторности часто объясняется необходимостью равной удаленности от мировых центров силы, чтобы сохранить свою суверенность.
Но на практике многовекторность оказывается латентным движением от одного полюса к другому. Внешнеполитическая среда динамична и малые страны вынуждены в нее вписываться. Сегодня мы наблюдаем это в Беларуси, в Грузии, в Армении.
Есть и другие страны, которые считают многовекторность «непостоянным, бессвязным и идеологически пустым» поведением (В. Ющенко, 2005 г.), потому что она препятствует системному и продуктивному сотрудничеству с одним из центров силы. Этой позиции придерживаются страны Прибалтики, Украина. По одновекторному пути пытается идти Молдова. В некоторые периоды – Грузия.
Ключевой вопрос эффективности политики мновекторности – ее обеспеченность, точнее — самообеспечение. Чтобы этот принцип был реально реализован, нужны ресурсы. А ресурсов мало, как политических, так и экономических. Можем ли мы сказать, что многовекторность выбирается от безысходности? В некоторой степени, да.
Дело в том, что на практике международные политические роли малых стран[1] очень ограничены: буферная зона, геополитический шлюз, дипломатический посредник, государство-барьер, периферия. Понимая это, малые страны пытаются усилить свои позиции.
В настоящее время сложились четыре типа многовекторности постсоветских стран (типология дана на основе разработок Николы Контесси[2]):
Первый тип. Ориентирован на обеспечение национальной безопасности, суверенитета и независимости перед большой силой. Переживания постсоветских стран долгое время концентрировались на боязни попасть в «сферу привилегированных интересов» России. Поэтому, отрицались и продолжают отрицаться сильные культурные, лингвистические и исторические привязанности, многовекторная внешняя политика направлена на предотвращение этого «подчинения». Одновременно страны начали избегать и от Запада или Китая.
Второй тип. Ориентирован на противодействие факторам, которые подрывают легитимность политической власти (или сомневаются в ее легитимности). Страны вступают в разные международные и региональные организации, порой противоречащие друг другу по целям и средствам. Например, одновременное вступление в западные региональные организации, как ОБСЕ, и одновременное участие в ШОС и ОДКБ. Организации используются как источник международной (ре)легитимации.
Третий тип. Ориентирован на многовекторность диверсификации покупателей природных ресурсов. Страны-экспортеры ресурсов нацелены на разработку альтернативных маршрутов экспорта для увеличения прибыли.
Четвертый тип. Ориентирован на социально-экономическое развитие путем диверсификации инфраструктуры и интеграции в глобальные транспортные маршруты.
Дополнительно к этим типам, отмечу пятый и шестой тип многовекторности. Пятый тип ориентированный на достижение целей развития интеллектуального потенциала страны. С этим связана многовекторная научная и образовательная политика стран. При этом возникают риски зависимости от внешних образовательных политики.
Шестой тип связан с поиском основ национальной идентичности и обусловливает многовекторную политику исторической памяти.
Какие возможности открывает многовекторность?
- Экономические: инвестиции крупных держав, социально-экономические программы развития, содействие в выходе на международные рынки.
- Внутриполитические: содействие в решение внутриполитических проблем, урегулирование конфликтов, поддержка отдельных элит, развитие гражданского сектора
- Внешнеполитические: легитимация режимов, обеспечение безопасности, защита и др.
- Позиционные: элиты постсоветских стран используют определенные переговорные стратегии с конкурирующими внешними игроками, обеспечивая свое международное позиционирование. Так как их возможности в переговорах ограничены, они пытаются усилить переговорную позицию посредством тактического маневрирования, преследуя свои собственные цели.
Эксперты выделяют такие тактики, как: интернационализация спора (включение третьей силы для защиты от другой силы); угроза перехода в альтернативный лагерь; торговля своей «лояльностью»; провоцирование конфронтации между конкурирующими внешними участниками и др. Однако, внешние игроки хорошо понимают стратегические цели малых стран, и либо допускают эту игру до определённого момента, либо прекращают ее. Тогда малое государство теряет все преимущества.
Риски и угрозы многовекторности связаны с конкурирующими геополитическими и геоэкономическими интересами крупных игроков (Россия, ЕС, США, Китай). Политика многовекторности в малых странах – это возможность для крупных игроков продавить свою повестку и установить свое влияние в стране для реализации своих интересов и втягивания стран в свою орбиту.
Используются разные инструменты и мотивы. Например, ЕС говорит о возможности евроинтеграции и финансовой помощи в обмен на принятие западных ценностей, целей и принципов.
США проторговывает гарантии безопасности в обмен на отмежевание от России.
Россия интегрирует своих партнеров в двусторонних и многосторонних форматах, обращается к теме «общей зоны цивилизации», «историческому и духовному наследию» (Лавров, 2008), сложившимся экономическим и хозяйственным связям, стремлением сделать мир многополюсным. По сути, страны оказываются под разным противоречивым и конкурирующим внешним давлениям. Украина стала апогеем этого противостояния.
Китай предлагает инвестиции и выгоды от проекта «Один пояс – один путь» и идеологии сообщества единой судьбы.
Турция секьюритизирует проблематику идентичности, капитализирует идею тюркского мира, усиливает политическое влияние через культурные и экономические тюркские проекты.
Однако для постсоветских стран выбор приоритетного партнёра частно мотивирован не схожестью идей, ценностей или глобальных позиций, а стремлением сохранить и стабилизировать собственную власть, стремлением легитимизировать политический режим на внутреннем и внешнем уровне[3]. С этих позиций, Россия оказывается более надежным партнёром.
Вывод: политика многовекторности в актуальных международных условиях практически не реальна. Такая политика способствует тому, что страна становится зоной конкуренции внешних сил и создает благоприятные условия для внутриполитических дестабилизаций с внешним участием. Можно ли сохранить многовекторность? Можно в относительно благоприятной для этого международной среде. К тому же для продуктивной многовекторности и балансирования требуются большие усилия и ресурсы внутри страны, большой опыт международного участия, что только сейчас начинает осознаваться элитами постсоветских стран.
Многовекторность – ресурс сильных?
[1] Дискуссия о критериях малых и средних стран выходит на рамки данного выступления. Однако, автор рекомендует обратить внимание на публикации: Скриба А. С. Балансирование малых и средних государств Международные процессы. 2014. Т. 12. № 4. С. 88–100; Межевич Н.М., Шимов В.В. Концепция многовекторности в системе внешнеполитических практик «средней страны» (на примере Беларуси) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Международные отношения. 2022. Т. 15. Вып. 4. С. 436–450. https://doi.org/10.21638/spbu06.2022.406
[2] Contessi N. Foreign and Security Policy Diversification in Eurasia: Issue Splitting, Co-alignment, and Relational Power // Problems of Post-Communism
[3] Схожие модели поведения были характерны для стран «третьего мира» в отношении великих держав. См. подробнее теорию омнибалансирования (omnibalancing) Стивена Дэвида: David S. Explaining Third World Alignment // World Politics. – 1991. – №2. – P.233 – 256.
