Материал подготовлен на основе исследований, проведенных Национальным исследовательским институтом развития коммуникаций в 2021 году.
Институционализация коммуникационных режимов Латвии, Литвы, Эстонии (далее – ЛЛЭ) с 1990‑х годов происходила путем противопоставления новых норм и правил бывшему советскому прошлому, путем отрицания политическими элитами того позитивного, что имели республики в период вхождения в состав СССР. Это спровоцировало раскол общества, который затем был использован политическими силами в борьбе за власть («русский вопрос»» был и остается выгодным как партиям, в программах которых отмечена защита прав русскоговорящих граждан, так и партиям, выступающим против русского языка). В последние годы были созданы механизмы жесткого контроля информационного поля. Сравнение законодательства и политических решений в ЛЛЭ за последние пять лет показывает тенденцию к усилению режима контроля за содержанием информационных сообщений и развитием сетей гражданских коммуникаций.
Вместе с тем, в правилах есть исключения. Значимые исключения. Институты власти ЛЛЭ, устанавливая общие принципы коммуникационных режимов, одновременно вводят ограничения в отношении некоторых акторов коммуникации. Отмечается усиление выборочного контроля за СМИ и узлами коммуникации, в частности за русскоязычным сегментом коммуникационного пространства стран. Кроме того, обновление коммуникационных режимов нередко контрастируют с реальной практикой. Руководство стран обновляет правила коммуникации, нередко ломая устоявшиеся и всё ещё актуальные практики. В частности, это касается деятельности русскоязычных НПО, социальных медиа, образования, СМИ, моделей участия местного самоуправления во внешних коммуникациях и коммуникациях со СМИ. Для прекращения воспроизводства русского языка используется технология сужения русскоязычного образовательно пространства.
Попытки консолидации вокруг травмы
Несмотря на детальное законодательное регулирование коммуникационного пространства, в настоящее время институциональная структура коммуникационных режимов ЛЛЭ представляет собой противоречивое сочетание реальных практик, новых законов, сознательного конструирования исторических травм (поиска виновных в ретроспективе, назначение их преемника и требования его наказания сейчас), которые используются для консолидации общества. Однако такой подход способствует сохранению раскола в обществе. Кроме того, он усиливает «слепую зону» коммуникационных режимов, в которую уходят нежелательные для власти акторы коммуникации. Таким образом формируются непубличные альтернативные каналы общественного влияния, роль которых будет расти в альтернативном сегменте общества (на фоне фиксируемого низкого общественного доверия к официальным СМИ).
Секьюритизация национальной идентичности и национального языка
Социальная инженерия коммуникационных режимов Латвии, Литвы и Эстонии содержательно основана на секьюритизации вопросов национальной идентичности и национального языка. Эти проблемы возводятся в ранг безопасности и артикулируются в концепте угроз национальному языку и этническому самосознанию. Обществу транслируется потенциальная опасность потерять не просто референтные, а особо ценные объекты, без которых оно не может существовать и на основе которых оно консолидируется. С этими целями корректируется коммуникационный режим (то есть нормативная и правовая база касательно коммуникации и информации) и создаются специальные институты, поддерживающие новые правила.
В условиях международной и региональной невостребованности латышского, литовского и эстонского языков такая практика поддержки своего языка весьма оправдана с точки зрения политических элит. Но процесс сопровождается жестким секвестированием практик использования русского языка, как угрожающего латышской, литовской, эстонской идентичностям. В Эстонии относятся осторожно и к распространению английского языка. Последствия такой секьюритизации могут быть следующие.
- Правительства ЛЛЭ сами радикализируют общество, актуализируя в информационном поле угрозу национальной идентичности, национальному языку, национальным традициям и ценностям. Секьюритизация идентичности придает ей статус чрезвычайного приоритета и выводит ее из области нормальной политики, ставит выше установленных норм и правил. И те, кто участвует в этом процессе, получают негласное право быть выше норм и правил, потому что они получают статус защитников от угроз, они защищают то, что наиболее ценно, дорого и может быть потеряно. Секьюритизирующие акторы претендуют на получение права использовать любые необходимые средства, чтобы остановить угрожающее развитие событий. Использование этой технологии может приводить к легитимации политики дискриминации и исключения. Такой подход закладывает линии раскола и между самими Латвией, Литвой, Эстонией.
- Конструирование безопасности вокруг угрозы национальной идентичности и языковой идентичности провоцирует проблемы внутри самого общества, а именно: а) повышение конфликтности с населением другой национальной и языковой принадлежности (заметим, речь идет не только о русских, как показывает опыт участия ЛЛЭ в миграционной политике ЕС), б) снижение качества человеческого потенциала в ЛЛЭ, так как поток информации только на национальных языках ограничивает и обедняет людей, а системы образования, доступные в основном на национальных языках, снижают конкурентоспособность выпускников, а не редко и качество их образования. Молодежь невысоко оценивает перспективы самореализации и качество жизни в ЛЛЭ, итогом чего является образовательная и трудовая миграция молодежи ЛЛЭ в другие страны.
Анализ стратегических документов ЛЛЭ показывают, что главной угрозой объявлена Россия и связные с ней сегменты коммуникационных режимов – русскоязычные СМИ, образование, русский язык, русские сообщества и др.
Особенности акторных моделей коммуникационных режимов
Особенности акторных моделей коммуникационных режимов ЛЛЭ отличаются выраженным доминированием правоустанавливающих и контрольных функций правящих политических акторов. Эти акторы оформляют свое видение коммуникационного пространства в определённый тип режима. Изначально мы предполагали, что акторная модель указанных стран многоуровнева по причине вхождения в общее информационное пространство ЕС. Однако исследование показало, что, ориентируясь на узкополитические интересы и национальное законодательство, ЛЛЭ конструируют коммуникационные режимы своих стран, не всегда и не во всем руководствуясь принципами ЕС. В частности, речь идет о свободе слова и свободном доступе к информации. Коммуникационным системам рассматриваемых стран свойственен «лоббизм групп узких интересов» (это выражение Грибаускайте в отношении Литвы может быть использовано и к Латвии, и к Эстонии). Среди акторов группы СМИ, поддерживающих коммуникационный режим, эксперты отмечали в Латвии — «Latvijas Televīzija Sia» (TV1 и TV7), «Latvijas Neatkarīgā Televīzija As» (LNT), TV 3 Latvia Sia, Netkarigas Rita Avize, Latvijas Avize; в Литве — LTV и LTV2, Lietuvos Rytas, Respublika, «Радио Свободная Европа», Verslo žinios; в Эстонии — ETV+ и “Радио 4”, SL Ohtuleht, Postimees , Eesti Paevaleht. Как СМИ, работающее на все страны ЛЛЭ экспертами отмечались интернет-порталов Delfi, Baltic Media Alliance, Baltic News Service. Эксперты отмечали невысокие рейтинг и влияние Евроньюс.
В сложившемся коммуникационном пространстве ЛЛЭ альтернативными акторами являются RT и Sputnik. Негативное отношение руководства стран к RT и Sputnik, по мнению ряда экспертов, стимулирует общественный интерес к этим медиа.
На информационное пространство оказывают влияние и некоторые зарубежные акторы, финансируя деятельность СМИ на территории ЛЛЭ. Однако они практически не влияют на коммуникационное пространство, в котором кроме информирования происходят взаимодействия разных сегментов общества. Акторами коммуникационных режимов являются и НПО, большая часть которых финансируется из-за рубежа (США, Дания, Норвегия, Германия и др.). Не оказывая существенного влияния на правила коммуникации, они все же формируют свои сегменты в коммуникационном пространстве.
ЕС и «слепая зона» коммуникационных режимов
ЛЛЭ, несмотря на относительно долгую историю партнёрства в ЕС, до сих пор не вписаны в европейский контекст по своей политической культуре, которой свойственна локальность, ксенофобия, политическая закомплексованность. Парадоксально, но ЛЛЭ до сих пор слабо включены в общее информационное пространство и информационный дискурс Европы.
Сложившиеся коммуникационные режимы ЛЛЭ не дружественны не только в отношении России, но и мало дружественны в отношении ЕС, несмотря на экономические связи и определенную политическую зависимость ЛЛЭ от ЕС.
Конструируя акцентуированные национальные идентичности, ЛЛЭ не смогли сформировать и полноценную многоуровневую европейскую идентичность своих граждан (к тому же в настоящее время европейская идентичность сама испытывает кризис).
Особенностью «слепой зоны» коммуникационных режимов ЛЛЭ является ее постепенное уплотнение альтернативными акторами коммуникации, в том числе в виртуальном пространстве. Эти акторы возникли в результате государственных политик разделения общества на «эстонцев» и «неэстонцев», «латышей и «нелатышей, «литовцев» и «нелитовцев». Кстати, такая ситуация создает благоприятные предпосылки для развития межстрановых горизонтальных дружественных коммуникаций граждан.
